«Рад с вами познакомиться! Иван!» – приветствует журналистов Фокуса один из самых ярких и характерных российских актёров Иван Охлобыстин. Он сразу переходит на «ты», ведёт себя раскованно, говорит охотно, много и увлечённо, активно жестикулирует, размахивая руками. Периодически забывает, о чём был вопрос, погружаясь в историко-философские пучины. Бывший священнослужитель с удовольствием беседует и о последней своей роли – в весёлом ситкоме «Интерны», который сейчас идёт на телеканале «1+1». Охлобыстин играет раздражительного и ироничного доктора Быкова, в чьё распоряжение попадают четыре юных врача-интерна.
За полчаса актёр успел рассказать Фокусу об истории современного театра, процитировать Библию, Гёте, Бердяева, Иоанна Златоуста и Макаренко, а также разнести в пух и прах современное российское кино.
– Вы как то сказали, что с самого детства не представляли себя иначе как знаменитым. Своего вы добились. Читаете о себе?
– Есть тут элемент тщеславия. Бывает, детей соберу, особенно если что?то пёстрое в интернете о себе найду, хвалебное. «Дети! Идите и запоминайте – вот про папу пишут! Очень папа сексуальный!» Хотя это игра такая, конечно. (Хохочет).
– Есть ли у вашего персонажа в «Интернах», доктора Быкова, прототип? А то уж очень он на Грегори Хауса похож.
– На Грегори Хауса он похож склонностью к мизантропии. Людям нравятся печоринские персонажи. Те, которые ставят критические вопросы – о смысле жизни, об извечном конфликте, когда один любит, а другой терпит.
Тут Охлобыстин пускается в пространный рассказ о христианстве, о том, что сложно возлюбить ближнего своего, если самого себя не любишь, а также о том, что любовь христианская – это не любовь страстная, а любовь кровная, родственная и духовная.
– А давайте к Быкову всё это как-то подведём.
– Да, подводя к Быкову. Почему он ассоциируется с Грегори Хаусом? Потому что это один из востребованных прототипов. Такие люди нужны. Они не будут пудрить тебе мозги рассуждениями о великом, как это делал я две минуты назад. А будут говорить прямо: «У вас, извиняйте, то?то! Вряд ли вам поможет местный эзотерик Леопольд Роскошный (один из псевдонимов Охлобыстина. – Фокус)! Зато поможет венеролог Купитман. Кабинет – там!» Люди тяготеют к реальности, а Грегори Хаус реалистичен. При всех своих неурядицах он готов рисковать жизнью. Хаус – классический детектив. А Быков – педагогическая поэма. Кто у нас главный педагог? то, который детей бил палками по ногам? Ну, как его?
– Все знают, но никто вспомнить не может.
– Ага, потому что больно бил. Но Быков – это педагог.
– Как вы совмещаете веру с актёрством?
– А чем они противоречат?
– Вы говорили, что ваша роль в «Царе» вызвала неоднозначную реакцию церкви.
– Да, она вызвала резонанс, поэтому я посчитал разумным дистанцироваться. Я написал письмо (о временном отстранении от священнослужения. – Фокус), чтобы не будоражить эту клоаку. Люди, которые любят критиковать, осуждать, везде одни и те же. Они ползают из политики в экономику, в религию – им всё равно, что критиковать. Они так самовыражаются. Вот есть тип людей, которые получают удовольствие от удовольствия, а есть те, кто получает удовольствие от слёз. И эти люди, которые не знают меня, не удосужившиеся со мной познакомиться, начинают говорить: всё это страшно, от дьявола. Они не понимают, что осуждение лицедейства ведёт начало от знаменитой работы Иоанна Златоуста о театре.
Охлобыстин снова уходит в пространный экскурс в историю актёрства, вспоминая о дионисийских и эвристических действах и сравнивая их с театром Станиславского, начало которому, по его мнению, положили рождественские уличные представления.
– Как можно совмещать веру и актёрство? А никак. Это всё равно что спрашивать, как можно быть автомобилистом и священником одновременно.
– В последние годы российские кинематографисты стали часто обращаться к теме православия. С чем это связано? С подъёмом духовности среди киношников?
– В большей мере это связано со спекуляцией. Поскольку легче пойти и сказать: «Мы делаем картину про великого святого! Поэтому немедленно перечислите в наш благотворительный фонд 3 миллиона долларов». Фильм по воспоминаниям покойного святейшего патриарха Алексия мы снимали на копейки. Миша Ефремов, Олег Фомин, я – все снимались бесплатно. У нас не было бюджета, только энтузиазм. Что могли – всё сделали. Нельзя снять православное кино. Можно сделать плохое или хорошее кино.
– Какую из сыгранных в кино ролей считаете самой важной для себя?
– Знаете, моя самая любимая – в фильме «Нога». Тяжёлый фильм, мне нелегко его смотреть, потому что я любил Надю Кожушаную и покойного Никиту Тягунова. Лучше Нади никто не писал и пока не пишет (автор сценария военной драмы «Нога». – Фокус). Тем не менее приходится признать, что моя самая знаковая роль – это Гера Кремов в «8 с половиной долларов». Фильм, в котором я больше приносил вреда, нежели пользы. Эта картина снималась два года.
– Два?!
– Да! Запои были – то у одного, то у другого. То деньги кончались. Директор приходил в панике: «Это же малобюджетный проект! А стоит уже как четыре крупнобюджетных!» Там собралась роскошная компания, и это был хаос. Но и времена были хаосные. Я недавно пересмотрел этот фильм. О звонких 90-х он даёт большее представление, нежели какие-то другие картины. Весь этот бред был, эти мотивации, влюблённости. Амфетамино-кокаиновое безумие плюс энтузиазм и любовные эндорфины. Получилось просто блеск! Ёлочная игрушка. Я бы хотел ещё привести в пример «Царь». Вспомнить нудненького Лёшу Учителя, паразитирующего на сексуальных аномалиях наших великих. Но мне это не вспоминается. «Даун Хаус» и «ДМБ» – да, хорошие крепкие работы, таких по тем временам просто не было. Но я не считаю их шедеврами. Мало того, сейчас «Интерны» пошли – «Даун Хаус» вспомнили. И я читаю в моих любимых блогах про те же «8 с половиной долларов»: «Посмотри «Даун Хаус», и ты поймёшь, кто такой Охлобыстин!» (Смеётся). Льстит, ей-богу льстит!
– У кого из режиссёров, включая и тех, кого уже нет в живых, вы хотели бы сняться?
– У Терри Гильяма. В любой роли. Или у Копполы. А третий, конечно, Бартон.
– А любимые фильмы?
– «Дракула Брэма Стокера», «Лабиринт Фавна» и, конечно, «Бегущий по лезвию». Также «Бразилия», «Битлджус» и ещё примерно 70 фильмов.
– Кого из современных российских режиссёров вы бы посоветовали посмотреть? Или конкретный фильм?
– Конечно, «Франц + Полина» Миши Сегала. Белорусско-российский фильм. И сделано здорово – деликатно, без всяких сюсек-мусек проникаешься.
– Может, что-то ещё из российского? А то как-то всё печально выглядит.
– Я был в жюри «Кинотавра» – на самом деле всё ещё печальнее. Проблема знаете в чём? В России есть 8 компаний, которые получают деньги и по своему их распределяют . То, что остаётся тем, кто действительно может снимать, – малые крохи. На это нельзя снять хорошее кино. Но артхаус в их понимании – можно. По их представлениям, артхаус это аутичные герои с выпученными глазами и неопределённой жизненной позицией мутно бродят по экрану, а русские – пьяницы, мрази, убийцы и проститутки. И я честно всё это просмотрел и пришёл в ужас. Ходил на все заседания жюри, ведь я ответственный человек! Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить – могу исправиться. Ни одной женской роли. Много женщин-режиссёров, но они почему то не снимают женщин. Для меня это загадка.
– А что подают на конкурс?
– В основном чернуху. С нами сидит Жоэль Шапрон, который отбирает фильмы на Каннский фестиваль. Я говорю: «Жоэль, неужели вам всё это нравится, неужели так нас не любите?» А он отвечает: «Да нет! Вот у нас Африка фильмы присылает – семь фильмов просто в помойку, два – чернуха, а один – хороший. А у вас – всё чернуха!» – «Тогда не берите ничего». – «Не можем». При этом он хорошо разбирается в нашем кино, любит его. Я спрашиваю: «За что ж любишь, собака?» – «А душевно!»
Ирина Навольнева, Фокус
